4 мая с.г. в Московском городском суде в судебном заседании по делу № 2-34-15/08 (обвинение в убийстве А. Козлова и В. Семёнова) в качестве свидетеля защиты обвиняемого в организации преступления А. Френкеля выступил Президент ММВА А. Мамонтов. Поскольку заседание суда ведётся в закрытом режиме, а все поступки и действия судьи, по мнению адвокатов защиты, направлены, главным образом, не на объективное рассмотрение дела, а на беспрецедентное ограничение прав подсудимых и их защиты с целью вынесения уже практически предопределённого и заранее вынесенного обвинительного приговора, А. Мамонтов счёл возможным (в полном соответствии с законом) предать гласности свои показания, как изложенные в суде, так и не доведённые до суда в силу вышеуказанных действий судьи.
Ниже приведено обращение А. Мамонтова к СМИ, содержащее текст выступления в суде, основная часть которого так и не была озвучена ввиду ограничительных действий судьи.
Заявление для СМИ
04 мая с.г. я, Президент ММВА Мамонтов Алексей Николаевич, был вызван в Московский городской суд, где дал свидетельские показания по делу № 2-34-15/08.
В связи с тем, что суд по данному делу проходит в закрытом режиме, а сам ход рассмотрения дела, включая процедуру заслушивания свидетелей, соблюдение их прав, а также прав обвиняемых и их адвокатов, вызывает серьёзные сомнения в объективности ведущегося разбирательства, я принял решение предать гласности свои свидетельские показания.
Я также надеюсь, что это решение послужит примером для остальных свидетелей, которые будут в дальнейшем заслушаны в суде, но чьи показания либо вовсе не дойдут до присяжных заседателей, либо будут в значительной степени сокращены решением судьи.
С обвиняемым по делу № 2-34-15/08 Алексеем Френкелем я знаком лично не менее 12 лет. Мы никогда не были друзьями, не бывали друг у друга дома, не знали ничего о родных и близких друг друга, не проводили вместе свободное от работы время, не оказывали друг другу каких либо услуг или материальной поддержки, не были связаны личными денежными интересами. Наши отношения всегда носили деловой характер, а встречи и контакты были связаны либо с профессиональными вопросами, либо - с неформальным общением в кругу коллег-банкиров во время конференций или подобных им мероприятий. При этом должен сказать, что А. Френкель был мне всегда симпатичен как по своим профессиональным, так и по человеческим качествам, таким, например, как великолепная образованность, незаурядная работоспособность, разносторонность взглядов и интересов, прекрасная эрудиция, тонкое чувство юмора, постоянная открытость и готовность к общению, способность генерировать и реализовывать новые идеи.
В период с 1999 по 2005 г.г., когда А. Френкель возглавлял ВИП-БАНК, мы виделись с ним эпизодически, не чаще, чем два-три раза в год, в основном на конференциях, собраниях или совещаниях. Однако, будучи руководителем банковской ассоциации, участником которой в числе прочих был и ВИП-БАНК, я естественно наблюдал со стороны за ним и руководимой им организацией. При этом я не без удовлетворения отмечал динамичное развитие этого кредитного учреждения. Банк, который в конце 1999 - начале 2000 года к моменту прихода в него А. Френкеля практически был на грани развала, в короткое время превратился в весьма успешную и процветающую бизнес-структуру.
Хочу особо отметить, что неоднократно звучавшие в прессе после ареста А. Френкеля характеристики возглавляемого им банка, как чуть ли не «заточенного» под т. н. «серый» бизнес, занимавшегося исключительно теневыми операциями, некими полулегальными «схемами», абсолютно не соответствуют реальности. Я не был осведомлён детально о деятельности банка, но могу отметить те её направления, которые, по крайней мере, были достаточно хорошо известны всему банковскому сообществу. Это - создание международной системы денежных переводов (VMT, или VIP Money Transfer), интенсивное развитие системы кредитования предприятий малого и среднего бизнеса, эффективная инвестиционная деятельность, работа с частными лицами и активное позиционирование на межбанковском финансовом рынке. Банк также занимался инфраструктурными и социально значимыми проектами, патронировал проведение целого ряда конференций и семинаров, спонсировал издание учебных пособий и т.д.
То есть ВИП-БАНК, вопреки распространяемым домыслам и поверхностным суждениям, успешно развивался как универсальное кредитное учреждение, строящее своё будущее на продвижении легальных банковских проектов. В стратегию его развития никогда не закладывались приоритеты, связанные с реализацией услуг т.н. теневого характера. В этом отношении он никогда не отличался от подавляющего большинства российских банков.
Тем не менее, в связи с начавшимся в 2005 году введением в действие системы страхования вкладов (ССВ) у банка начались проблемы. По результатам этой беспрецедентно скандальной кампании банку было отказано в допуске в ССВ в связи с рядом выдвинутых в его адрес со стороны ЦБ РФ совершенно необоснованных (что подтвердили впоследствии итоги арбитражного разбирательства) претензий.
Нелишне будет в этой связи сказать, что в период проведения вышеуказанной кампании (а она проходила в несколько этапов в течение полутора лет) целый ряд руководителей и сотрудников банков при личной беседе со мной или в кулуарных разговорах постоянно упоминали о грубом произволе, откровенном вымогательстве и мздоимстве со стороны лиц, от которых зависело принятие положительного решения по допуску банков в ССВ. Жалобы эти в разгар кампании приняли настолько системный характер, что мы были вынуждены даже выступить с соответствующим публичным заявлением, направив затем в адрес Председателя Банка России официальное письмо, в котором обращали его внимание на негативную сторону осуществляемых регулятором процедур и мероприятий. Тогда же мы сочли своим долгом заняться проблемами банков, которым было отказано в праве работать с депозитами населения. В частности, мы провели совещание с руководством банков, предложив им оспаривать вынесенные в их отношении несправедливые решения в судебных инстанциях, предоставили им необходимую консультационную и юридическую поддержку.
Аналогичное содействие мы предложили и ВИП-БАНКУ. И хотя А. Френкель тогда отказался от такой поддержки, сославшись на то, что он и его юристы будут добиваться своей правоты в судах самостоятельно, наши контакты с этого момента стали более частыми. В апреле 2006 года, узнав об успешном для ВИП-БАНКА результате рассмотрения его иска против ЦБ РФ в Арбитражном суде г. Москвы, я позвонил А. Френкелю и поздравил его. Спустя какое-то время, - скорее всего, это было уже в мае, - А. Френкель позвонил мне и предложил приехать к нему в офис переговорить по одному вопросу. Встреча состоялась в здании, в которое незадолго до этого переехал ВИП-БАНК. В кабинете А. Френкеля был беспорядок, характерный как раз для такого переезда - в углах и повсюду свалены вещи, полураспакованы какие-то коробки, разбросаны папки и т.д. Алексей сказал, что руководство банком он уже оставил и всё своё время посвящает теперь тяжбам с ЦБ. Действительно, весь его рабочий стол был завален какими-то нормативными актами, документами и разного рода материалами дела. Помнится, я ему тогда сказал, что он с этими разбирательствами с ЦБ скоро превратится из банкира в правоведа. Кажется, тогда же (а возможно и на одной из последующих встреч) я его спросил насчёт того, вымогали ли у него взятку для успешного решения вопроса о включении банка в ССВ. Он ответил, что да, мол, вымогали, и что он отказался, поскольку уверен, что для не допуска его банка в ССВ нет никаких юридических оснований. Он сказал также, что это вызвало тогда со стороны вымогателей крайне негативную реакцию.
У меня в ходе того разговора, сложилось, кстати, мнение, что именно после отказа А. Френкеля «платить» за вступление в ССВ конфликт между ним и теми, от кого зависело судьбоносное для банка решение, принял явно конфронтационный, принципиальный для обеих сторон характер.
В ходе дальнейшего разговора на той встрече А. Френкель дал мне ознакомиться с некоей запиской, содержащей целый ряд ссылок на факты коррупции в ЦБ РФ и в органах государственной власти. Он спросил меня, как я к этому отношусь, и есть ли у меня что-либо добавляющего к этой картине. Я ответил, что помимо того, что многократно слышал об этом со стороны своих коллег никакими подтверждёнными свидетельствами или доказательствами не располагаю. Общее впечатление, которое я вынес с этой встречи, было то, что А. Френкель явно нацелен добиваться своей правоты в судах, сколько бы бесконечно это не длилось. Мне даже показалось, что эта будущая судебная победа над ЦБ превращалась для него в некую «идею-фикс». Впрочем, это вполне соответствовало его натуре, по крайней мере, настолько, насколько я её уже знал.
Надо сказать, что общее настроение его на той встрече было в целом позитивным, - он был непринуждёнен, раскован, часто шутил и, даже говоря на столь серьёзную тему, как злоупотребления чиновничества, не впадал, что называется в раж. По крайне мере, я не заметил в нём никакой ожесточённости или зацикленности на этом. Кроме того, он, помнится, высказал целый ряд очень интересных профессиональных соображений по поводу совершенствования банковского законодательства, причём весьма разумных и реально необходимых, и я даже предложил ему совместно их обсудить в дальнейшем на Совете Ассоциации, чтобы войти с ними затем в законодательное собрание. Он сказал, что уже занимается этим самостоятельно, бывая в Думе и встречаясь с депутатами.
Вторая встреча с А. Френкелем произошла у меня спустя примерно месяц, в июне-июле того же 2006 года и тоже по его инициативе. Мы встретились в кафе на Садовом кольце. На этой встрече А. Френкель передал мне новые материалы разоблачительного характера, относящиеся к деятельности Комитета банковского надзора и Банка России в целом. Кроме того, в этих записках фигурировали и ссылки на коррупционные связи руководства ЦБ РФ с силовыми структурами, спецслужбами, органами государственной власти. Я поинтересовался тем, как идут дела с его тяжбой с ЦБ. Он ответил, что хорошо, и что он уверен в конечном успехе. Из дальнейшего разговора я понял, что его беспокоит другое. Он сказал, что «в ЦБ не любят проигрывать, что они будут мстить». Он явно опасался каких-то провокаций с их стороны. Он даже попросил меня, чтобы я, если с ним что-нибудь случится, предал бы гласности полученные от него материалы. Настроение Алексея при этом было не в пример предыдущей встрече гораздо более озабоченным и тревожным. Я в ходе того разговора, помнится, спросил его, много ли он потерял в финансовом плане от действий ЦБ в отношении ВИП-БАНКА и в целом по его бизнесу. Он ответил то, что собственно я и ожидал услышать - «да, вобщем-то, практически ничего». Почему я ожидал именно такого ответа? Потому что, как показывает вся история отечественной банковской системы, любой сколько-нибудь опытный и грамотный российский банкир в личном финансовом плане мало, что терял от крушения своих банков и бизнеса. Даже в моменты системных кризисов (скажем кризисов 1994, 1995, 1998 годов), когда рушились десятки и сотни банков, а люди лишались всех своих сбережений, никто при этом не слышал, чтобы сами банкиры выбрасывались из окон с криками «я разорён!». Многие из них даже в эти периоды лишь увеличивали свои личные состояния.
Третья встреча с А. Френкелем состоялась у меня где-то в октябре-ноябре 2006 года уже после произошедшей трагедии с А. Козловым. Он позвонил мне, и мы встретились с ним поздно вечером в кофейне на Ленинском проспекте. Алексей опять передал мне новые материалы, попросил посмотреть их и сказать, можно ли их, на мой взгляд, опубликовать.
Я сказал, что посмотрю, и на этот счёт мы договорились с ним созвониться попозже. Кроме того, он мне дал свежий номер «Вестника Арбитражного суда», в котором были опубликованы заключения специальной рабочей группы при этом суде по правовым коллизиям, связанным с применением банковского законодательства и практикой рассмотрения исков коммерческих банков к Банку России в связи с не включением их в ССВ, а также других спорных дел с ЦБ РФ. Я, видя его столь стойкий интерес к законотворческим и правоприменительным вопросам, даже спросил Алексея, не хотел ли бы он перейти на государственную службу, в регулятивные органы власти или в законодательные. Тем более что после всех тяжб, да ещё и после его окончательной победы в суде (в этом он, кстати, вновь, как и во всех предыдущих разговорах, выразил полную убеждённость) ЦБ всё равно не даст ему спокойно работать в банковской системе. Он согласился с этим и сказал, что, скорее всего, так и поступит, но сначала всё-таки выиграет свой процесс с ЦБ. Кажется, он был на этом совершенно зациклен.
По поводу покушения на А. Козлова мы не говорили вовсе. Наше отношение к нему и к его деятельности было весьма негативным, а в ситуации, когда случилась эта трагедия, обсуждать её в каком бы то ни было ключе, вряд ли было корректно. Но у меня сложилось впечатление, что А. Френкель был как-то разочарован подобным развитием событий. И я понял почему. Он добивался победы над ЦБ и его регулятивной «деятельностью» на том пространстве, в котором считал себя абсолютно правым, то есть в чисто юридической плоскости, а кто-то, в момент, когда схватка на судебном ринге уже заканчивалась, обещая ему полный успех, просто выстрелил в его соперника, лишив наслаждения от предвкушения чистого нокаута. Я лишь спросил Алексея, был ли он на похоронах. Он ответил отрицательно (и мне понравился характер его ответа - прямой и без всяких там виляний и экивоков), в том плане, что он «этого человека не уважал, и присутствовать на его похоронах было бы проявлением лицемерия». Мне этот ответ был понятен ещё и потому, что и для себя я тоже тогда определил, что на фоне моих всем известных жестких и принципиальных разногласий с А. Козловым по вопросам осуществлявшейся им регулятивной практики, моё присутствие на прощании с ним могло бы быть истолковано превратно и даже цинично.
По поводу этой встречи хотелось бы ещё сказать следующее. Уже после ареста Алексея и предъявления ему обвинения в организации убийства А. Козлова, я невольно много раз прокручивал «плёнку воспоминаний» обо всех наших с ним разговорах и встречах того периода, и особенно об этой, состоявшейся уже после покушения. Я хотел, по крайней мере, для себя определить, мог быть он причастен к этому преступлению или нет. Так вот эта встреча, в том числе убеждала меня, что он абсолютно невиновен. На ней он ничуть не выглядел человеком, загнанным, что называется, в угол, хотя на самом высоком уровне уже была указана (причём всего через несколько дней после трагедии) главная версия совершённого преступления - «ответ криминальной части банковской системы на меры по наведению порядка в ней». Более того, в это время, спустя всего несколько недель после покушения, органы и пресса уже проинформировали о первых успехах расследования, даже о первых задержаниях участников преступления. И представить себе в этот момент, что человек, которого буквально через месяц-полтора обвинят в организации преступного заговора, спокойно разгуливает по городу (встречаясь со мной в тот вечер, он приехал безо всякой охраны, как впрочем делал и прежде), ведёт переговоры, готовится к очередному арбитражному суду, летает за рубеж и спокойно возвращается назад, участвует в работе Совета Ассоциации, докладывая на нём о своих предложениях (это был последний раз, когда мы увиделись с Алексеем до его ареста), - было бы очень большим домыслом.
И последнее. По поводу вменённого А. Френкелю мотива, якобы подвигшего его на организацию преступления, а именно, его стремления решить проблемы сохранения личного бизнеса, а также мести за якобы нанесённый этому бизнесу ущерб.
Отчасти я уже высказался выше по данному поводу. В дополнение к этому обращаю лишь внимание тех, кто искренне хотел бы разобраться во всей этой истории, на то, что за почти двадцатилетний срок существования современной банковской системы России, Центральным банком РФ были отозваны лицензии у более, чем 1500 банков. Этим, а также иным серьёзнейшим регулятивным воздействиям, затронувшим конкретные финансовые интересы тысяч и десятков тысяч конкретных лиц, были подвергнуты едва ли не все банки. И при этом за всю эту драматическую историю мы не знаем ни одного примера покушения на жизнь хотя бы одного, причём даже не руководителя, а хотя бы рядового сотрудника ЦБ, со стороны какого-либо злонамеренного банкира, желающего решить проблемы спасения своего банка, либо мстящего за понесённые им потери.
