5 сентября в г. Москве, в "Президент-Отеле", состоялась презентация книги "Архив русской финансово-банковской революции", открывающей новую литературную серию "Экономическая летопись России". В двухтомное издание, подготовленное авторским коллективом под руководством Н.И. Кротова, вошли воспоминания о становлении российского финансового рынка около ста его участников, в том числе президента ММВА А. Мамонтова. Текст приводится ниже.
Мамонтов Алексей Николаевич (до 1999 года - заместитель генерального директора, член дирекции Московской межбанковской валютной биржи, c 1999 и по настоящее время президент Московской международной валютной ассоциации)
Увертюра
В 1979 году я заканчивал экономический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, специализируясь на кафедре экономики зарубежных стран. Со мною вместе на курсе учились А. Потёмкин (ныне генеральный директор ММВБ), А. Улюкаев (ныне первый заместитель Председателя Банка России), А. Костин (ныне председатель Внешторгбанка), И. Ломакин-Румянцев (ныне глава Россстрахнадзора), Я. Кузьминов (ныне ректор Высшей школы экономики) и многие другие «корифаны», ставшие сегодня руководителями банков и компаний.
За месяц до окончания учёбы я отказался от защиты диплома и ушёл из университета. Главным мотивом было накопившееся за годы учёбы отвращение к схоластике тогдашней «науки» и бытующим принципам «устройства в жизни». Мысль о том, что следующие десятилетия пройдут в словоблудии, интригах и погоне за мнимыми ценностями вселяла в меня тоску и уныние. К тому же я тогда встретился с людьми, которые жили совсем иначе. Это определило мою судьбу. Людьми этими были молодые и талантливые ребята с Юго-Запада Москвы, создававшие тогда совершенно ни на что не похожий Театр.
Антракт
В Театре на Юго-Западе я проработал одиннадцать лет. Занят был в половине репертуара и считаю свою актёрскую судьбу по-настоящему удачной, а годы, проведённые в театре одними из самых счастливых в своей жизни. Небольшая группа, как сейчас бы сказали, маргиналов стала в 80-х годах театральной легендой Москвы. Мы объездили со своими спектаклями весь мир, нас обожали зрители, нами восторгались критики, нам завидовали все труппы страны. Театр очень много дал мне и просто «по жизни». Я никогда бы не стал тем, кто я есть, если бы не сцена и годы, проведённые среди людей, многих из которых считаю выдающимися личностями. Счастлив, что всё это время моим «шефом» был режиссёр Валерий Белякович (ныне народный артист России), ставший для меня примером не только настоящего художника, но и талантливого руководителя. Именно его принципы «управления» я впоследствии реализовывал в своей последующей жизни.
В 1990 году я распрощался со сценой. «Перестройка» пришла и в наш театр. Режиссёр начал перекраивать труппу, обновлять репертуар, менять стиль работы и взаимоотношений. С другой стороны и я понимал, что этот этап своей жизни я уже прожил. К тому же «на дворе веяли ветры перемен» и жизнь вне театра привлекала меня всё больше. В ней появился размах, свобода, драйв! «Развод» состоялся, и я оказался на улице.
Действие первое - торгово-посредническое
Время для поиска нового пути было удачным, но я, как бывший актёр, несмотря на то, что годом раньше всё-таки закончил с отличием МГУ, в принципе никому не был нужен. Наконец, друзья театра помогли мне устроиться администратором в «Спортконцерт» при Госкомспорте СССР. Мы вывозили коллективы, пытались зарабатывать на трюковых шоу, гонках по вертикальной стене и прочее, прочее.
Деньги добывать на этом было всё труднее и труднее. Особенно после того, как в 1991 году отпустили цены, и люди больше думали над тем, как выжить, а не как развлечься. Вскоре при нашей организации появились энергичные люди, которые начали заниматься торгово-посредническими операциями. С отменой советской системы фондового снабжения, такими операциями занималось тогда чуть ли не все население страны. Наши «коммерсанты» специализировались на ивановских тканях. Покупая их прямо с завода и отправляя на Дальний Восток, они зарабатывали для «Спортконцерта» немалые деньги.
Одновременно я поступил на подготовительное отделение американского «ТУРО колледжа». В группе было человек десять: какой-то осевший в столице поляк, жена главного редактора сверхпопулярной газеты, бывший актёр «Сатирикона» Миша Ширвиндт (ныне телеведущий) и ещё несколько ребят. Через год я, однако, от продолжения учебы отказался, поскольку совмещать её с работой стало невозможно. Тем более что жизнь вокруг становилась всё интереснее и требовала всё больше времени и энергии.
В этот момент как раз начали открываться первые биржи: Российская товарно- сырьевая (РТСБ) и Московская товарная (МТБ). Друганы пригласили меня поработать в качестве брокера на этих биржах от имени конторы, основной бизнес которой был связан с поставкой и продажей компьютеров. В ту пору это было самым прибыльным занятием. Так сложилось, что первым моим рабочим днём в частной, коммерческой структуре стал 19 августа 1991 года. Именно в этот тяжёлый, хмурый понедельник я вышел на работу в качестве брокера ООО «ИнформБизнесСервис». Помню утром, выйдя из дома и подходя к метро (накануне вдребезги разбил свою потрёпанную иномарку), увидел на проспекте Вернадского идущие танки. В больной голове вяло шевельнулось: «Совсем офигели! Передислокацию проводят днём, через весь город, да ещё с расчехленными стволами!» Приехал на МТБ (она находилась на ВДНХ). Там всё гудит. Люди что-то обсуждают. А я ни радио, ни телевизора утром не включал. Друган говорит: «Торгов-то, видать, не будет». Я ему «Почему?». А он: «Да ты чё опух? Не знаешь, что ли! Переворот! ГКЧП, блин!».
Но мне этот ГКЧП и весь этот «путч» почему-то сразу показались какими-то бутафорскими. Выглядело, как самая что ни на есть, густопсовая самодеятельность - жалко, шумно и фальшиво. Поехал с биржи на Манежку - центр тогдашней митинговой деятельности. Большая толпа у гостиницы «Москва» слушала Ельцина, каких-то ещё ораторов, сыпались какие-то листовки, раздавались чьи-то выкрики. Однако для меня в памяти осталась другая картина. Помню, пошел моросящий, нудный такой, дождь, и толпа у гостиничного балкона-трибуны куда-то сразу рассосалась. А человек семь остались. Причём не там, где только, что проходил митинг, а у самого Манежа, посреди вымершей, пустой площади. Меня потрясла эта немая мизансцена! Почти скульптурное изваяние из нескольких, взявшихся за руки фигур, с мокрыми от дождя, застывшими лицами! В этих лицах и в этих позах было столько протеста, столько решимости! Это было невероятно сильно!
С окончанием путча работа пошла, и я вскоре стал руководителем брокерской конторы. Зарабатывали мы тогда много, можно сказать очень много. Деньги получали кучами. В комнате в день, когда выдавали зарплату, ими было завалено все пространство! Такое «весовое» отоваривание деньгами внушало естественное недоверие к ним, и мы сразу шли их конвертировать в «грины». Курс тогда был в пределах 100-120 рублей за один доллар. Мы «озолачивались» прямо на глазах. Продав партию каких-нибудь корейских «двоек» (ТВ и видеорекордеры) куда-нибудь в Нижневартовск, можно было получить до 10% профита, да ещё и откат «чёрным налом». Мы по-идиотски ощущали себя то Госпланом, то воротилами с Уолл-стрита. К нам приезжали люди с чемоданами денег! И мы отправляли им КАМАЗы с коньяком, эшелоны с лесом, пароходы с сахаром. Это так захватывало! Это было супер!
Однако уже спустя год стало очевидно, что биржевая торговля «горшками и памперсами» начинает чахнуть. Сведенные нами продавцы и покупатели устанавливали между собой прямые контакты и уже не нуждались в посредничестве. На смену небиржевому ассортименту приходил классический биржевой товар – стандартные контракты, финансовые инструменты, фондовая торговля.
Первую фондовую биржу (РФБ - Российскую фондовую) учредили ребята с РТСБ (Костя Боровой и Ко). При этом собственные акции биржи, не торговавшей ни минуты, уходили по фантастическим ценам. Помню цифры в 4-6 миллионов рублей (при курсе около 200 рублей за доллар)! Больше стоили тогда только акции самой РТСБ, но это всё-таки была действующая площадка.
Вслед за Российской фондовой биржей появилась Московская центральная фондовая, затем Московская международная фондовая биржи.
Бурный рост акций самих бирж закончился, но ему на смену пришла торговля ваучерами, а за нею возник рынок акций и производных бумаг. Всем тогда казалось, что на фондовом рынке работать почти также просто, как на товарном.
Контора, где я работал, стала одной из учредительниц РФБ. Весной 1992 года была организована первая учеба брокеров в пансионате под Звенигородом. Среди «студентов» было много ребят с товарных бирж, в их числе и Костя Корищенко, Леша Другов (оба сейчас работают в ЦБ РФ) и др. Костя тогда, как и я, возглавлял брокерскую контору с плодовоягодным именем «Рябина». Торговал он тоже на РТСБ, но познакомились мы с ним именно на этих курсах. Потом, когда я оказался на валютной бирже, то сблатовал и его придти работать на ММВБ, а уже через пару месяцев его оттуда забрали в ЦБ.
Рынок товарный продолжал чахнуть. И хотя я к тому времени (весна 1992 года) развернул собственный бизнес, провёл первые удачные операции, однако, чувствовал, что этот пласт уже отработан.
В это время ко мне обратился директор валютной биржи Александр Потемкин, с которым мы, как я уже говорил, учились на одном курсе в МГУ и жили в общаге в одной комнате. Он стал меня агитировать перейти на валютную биржу, которая тогда преобразовывалась из отдела при Госбанке СССР в акционерное общество, а самого Потёмкина при этом брали в ЦБ начальником валютно-экономического управления. Чтобы как-то подвигнуть меня к принятию решения Потёмкин всячески втягивал меня в свой круг, устраивая встречи, посещения валютных торгов, приглашения на проводимые ЦБ семинары и т.д. На одном из таких семинаров, кстати, я впервые повстречался с Андреем Козловым (ныне первый заместитель Председателя Банка России). Он тогда был начальником отдела государственных ценных бумаг ЦБ РФ и, помню, горячо убеждал слушателей семинара приобретать облигации государственного займа с поквартальными купонными выплатами.
Действие второе - Валютное романтическое
Желание ублатовать меня перейти на ММВБ у Потемкина не проходило, и однажды он, пригласив меня погулять, затеял долгую беседу о том, что такое валютный рынок и биржевая торговля. Воглавляемый им отдел межбанковских операций - валютная биржа Госбанка СССР начал проводить очные еженедельные торги по доллару США 9 апреля 1991 года (до этого рыночный курс рубля определялся по итогам заочных ежемесячных аукционов Внешэкономбанка СССР). В январе 1992 года на базе этого отдела было создано АОЗТ «Московская межбанковская валютная биржа». Работало на этой бирже тогда человек десять. Директором вместо перешедшего на работу в ЦБ Потёмкина был назначен Александр Захаров. С ним Потёмкин жил в одном доме, и они познакомились, когда вечерами вместе выгуливали собак. Видимо в одну из таких прогулок он и предложил ему перейти с должности освобожденного секретаря комсомольской организации Торгово-промышленной палаты СССР, которую Захаров тогда занимал, на место своего заместителя в отдел межбанковских операций.
Откровенно говоря, о таких операциях я тогда не имел никакого представления. С валютой работал только как клиент и только по конверсионным операциям. Поэтому мне было интересно побывать на валютных торгах. Однако посещение произвело на меня удручающее впечатление. Так называемые «торги» закончились буквально через несколько минут, едва успев начаться. Даже сама их атмосфера была какой-то ненатуральной, с заранее предсказуемым результатом. Всё это напоминало скорее выборы в Верховный Совет СССР, чем реальное действо. Было стойкое ощущение, что люди в зале только имитируют торги, притворяясь маклерами и дилерами. Казалось, выйдя из зала, они тут же превратятся из чисто киношных статистов в обычных людей.
На такую «биржу» я отказался переходить категорически. Потёмкин, однако, не оставлял своих попыток и вскоре вновь возобновил «сватовство».
9 января 1992 года, как я уже сказал, бир¬жа акционировалась. Ее учредителями стали 30 банков, а также Банк России, Ассоциация российских банков и Прави¬тельство Москвы. Среди банков, кстати, были и представители других республик, в частности Украины и Узбекистана. Распад «Союза» тогда всем казался не всерьёз.
14 января прошли первые, уже в новом биржевом статусе, торги по доллару США. Валютная биржа становилась главной площадкой страны для проведения валютных операций банков и предприятий.
Государственную регистрацию ММВБ получила в мае. По этому поводу проходила презентация в Центре международной торговли. Потемкин пригласил меня и туда. Там он познакомил меня со своим преемником в должности директора биржи, - Александром Захаровым. Надо сказать, это знакомство только усложнило ему задачу перетаскивания меня на биржу. Согласитесь, знать, кто будет твоим шефом, имеет значение, когда решается вопрос о будущей работе. Театр научил меня оценивать людей, тем более партнёров, и уж тем более руководителей, прежде всего, по их творческому потенциалу. Представленный мне господин таким потенциалом не обладал вовсе. Вконец отчаявшийся меня уговорить однокурсник в сердцах бросил: «Леха, ты ведь для себя уже денег заработал. Пора ведь и о стране подумать. Мы же с тобой в Университете учились, мечтали о времени, когда сможем что-нибудь изменить, что-то сделать! А тут реально большое дело!»
Этими словами он взял меня на излом. Трубы во мне загудели и на следующее утро, 15 июня 1992 года, я был на Неглинке (там тогда квартировала валютная биржа). С этого момента и в течение следующих шести с половиной лет я занимался валютным рынком.
Торговый день вначале был один - четверг. Вечером в среду банки направляли на биржу предварительную информацию о своей покуп¬ке или продаже валюты. Инфо шла в ЦБ. Если ЦБ казалось, что кто-то подал завышенную заявку на покупку валюты, он начинал выяснять причины и при необходимости «принимать меры». Биржа играла сугубо техническую роль, аккумулируя заявки, сводя их к балансу и устанавливая на основе спроса и предло¬жения курс доллара к рублю. Кроме того, она проводила расчеты по результатам торгов. Заявок было немного - участниками были что-то около 30-40 банков. Торги проходили с голоса. Я, исполняя роль валютного маклера, выходил и, упиваясь собственной значимостью, объявлял сидящим в зале дилерам: «Доброе утро, уважаемые дамы и господа! Московская межбанковская валютная биржа объявляет об открытии очередной сессии по доллару США. Курс предыдущих торгов - столько-то российских рублей за доллар США. По этому курсу пред¬ложено на покупку..., на продажу …. Таким образом, разница между спросом и предложением - положительная (отрицательная)». После этого курс либо повышался, если спрос превосходил предложение, либо понижался, если возникала обратная ситуация. Шаг изменения курса, как и прочие основные процедурные моменты, чаще всего определял представитель ЦБ. По ходу торгов дилеры могли либо снимать свои заявки, либо, напротив, добавлять к ним, пока не достигался баланс.
Неожиданностей, из-за чётко отработанного сценария и контроля со стороны ЦБ, практически никогда не было. Торги шли минут по десять. Потом чуть дольше. (Самые длинные торги были в «черный вторник» 11 октября 1994 года - около 3 часов, с двумя перерывами). Закрывал я торговую сессию, громко и спесиво объявляя: «Фиксинг, гос¬пода!». Это означало, что на таком-то курсе сумма предлагаемой на продажу валюты сравнивалась с суммой покупаемой валюты. Расчёты с продавцами и покупателями шли по одному, фиксинговому курсу. Вскоре после моего прихода, с июля 1992 года мы начали проводить торги два раза в неделю (во вторник и четверг), потом (с мая 1993 года) четыре в неделю. В конце концов, с июня 1993 года, перешли на ежедневную торговлю.
В июле 1992 года был осуществлен переход к единому, рыночному курсообразованию. Официальный курс рубля к доллару стал определяться на основе биржевого фиксинга. Был изменен порядок продажи экспортной выручки: 50% экспортной выручки стало оставаться в распоряжении предприятий, 30% подлежало продаже Центральному банку РФ для формирования валютного резерва, а 20% - обязательной продаже на биржевом валютном рынке. Вскоре с 7 июля 1993 года уже 50% экспортной выручки стало подлежать обязательной продаже на биржевом валютном рынке (за счет доли ЦБ).
10 февраля 1993 года мы провели первые торги по немецкой марке. Многие банкиры тогда сомневались, надо ли этим вообще заниматься. Но в итоге именно они потом жарко благодарили нас за столь замечательную возможность заработать на арбитраже. Торги по марке были знаменательны и тем, что расчёты по ним в валюте мы впервые стали осуществлять через «иностранца» – Дрезднербанк.
Очень много мы экспериментировали и с механизмом торгов. Так в марте 1995 года мы ввели т.н. - «модернизированный, или московский, фиксинг», то есть схождение к единому курсу с двух сторон. Проводили и голосовые лотовые аукционы по «мягким» валютам, причём в самых разных режимах.
4 марта 1993 года в экспериментальном порядке начали проводить торги по украинским карбованцам. Скоро этот рынок стал «хитом сезона». Казахстанскими тенге и белорусскими рублями мы попробовали торговать первый раз 9 декабря 1993. Весной 1994 года начали торговать регулярно.
14 декабря 1994 года ММВБ провела первые торги по французскому франку. 9 октября 1996 года по английскому фунту стерлингов. А потом пошло: японская иена, швейцарский франк, финская марка… Биржа становилась многовалютной.
Биржевая торговля до поры до времени устраивала всех, в том числе и саму биржу, бравшую за свои услуги неплохие комиссионные. Однако в дальнейшем дилеры научились торговать друг с другом напрямую без посредника, каким в сущности была биржа. Возник «межбанк», а на торги приходило всё меньше и меньше народа. В 1996 году, вслед за объявлением своей новой курсовой политики («валютный коридор»), фактически ушел с биржи Центральный банк. К тому же, как раз в это время долбанная столичная мэрия приняла закон о взимании сбора с биржевых валютных операций, после чего банки с биржи ломанулись толпами. Спустя ещё полгода на рынке уже в открытую смеялись над теми немногими «идиотами», которые всё ещё появлялись на биржевых торгах. А в феврале 1997 года у нас впервые был зарегистрирован нулевой объём торгов.
Понимая, что биржевому фиксингу рано или поздно наступит трендец, мы уже в 1995 году начали думать над альтернативными моделями организации торговли иностранной валютой. Возникла идея создания электронного рынка, действующего в течение всего рабочего дня и позволяющего заключать сколь угодно большое число сделок по различным курсам. Этот рынок, который мы назвали СЭЛТ - система электронных торгов иностранной валютой, - стартовал в июне 1997 года, а уже спустя год стал ведущим сегментом биржевой торговли. СЭЛТ – уникален. Ничего подобного нет в мире. Биржа, благодаря этому проекту, стала в полном смысле биржей – местом, где в течение дня на рыночной основе заключаются тысячи сделок с различными иностранными валютами по различным ценам и с разными сроками расчётов, предоставляются полные гарантии исполнения сделок, совершаются расчёты между сотнями контрагентов.
Начав работать на бирже, я впервые столкнулся с банковским миром. Сначала это повергло меня в смятение. Я не понимал даже того языка, на котором они разговаривали! Помню, как я сидел на биржевом комитете, слушал выступающих, и чувствовал себя полнейшим лохом и кретином. Даже их стиль одеваться, держаться и общаться стал для меня открытием. Тратами меня было удивить трудно, но у них они были какими-то тонкими, изысканными. Их понты были круче, чем наши, - «людей в кроссовках» с товарных бирж.
Тогда валютный дилер банка были вообще человек особого разряда. Он часто становился персоной не менее важной, чем председатель банка. Он мог все! Андрей Черепанов, будучи зампредом банка «Виза», сделал для него, пожалуй, больше, чем всё руководство банка. Многие из тех, кто в 1992 году скромно сидели на валютных торгах в качестве рядовых дилеров нынче рулят крупнейшими финансовыми институтами: Саша Попов, Андрюша Мельниченко, Володя Рашевский, Саша Григорьев, Серёжа Грязных, Володя Рыскин, Леван Золотарёв…
Из событий того времени, конечно, запомнился «чёрный вторник». Для меня, как ведущего торги, - это был просто пир горой! Бенефис! Я до сих пор помню этот накал страстей, этот внутренний драматизм, эти лица в зале. Все понимали, что пришла большая «задница» и покупать надо по любой цене. Для банкиров же это был лишь дополнительный «немерянный» доход - они в любом случае не проигрывали! Валюту покупали под клиента, а комиссию банки получали в процентах от объёма сделки. Следователи потом долго разбирались, кто виноват в этом кризисе. Сначала говорили, тот, кто продавал, дескать, он наживался. Начинали их дергать. Те заявляют: «Да продавая, мы наоборот рынок сдерживали, цену сбивали!» Начинают покупателей тягать. Те объясняют - причем здесь мы - нам клиент поручение дал купить валюту. Причём просто по биржевому курсу, каким бы он ни сложился. Следствие велось сразу несколькими ведомствами: Советом Безопасности, ФСБ, Генеральной прокуратурой. На допросы вызывали и меня, как главного маклера, рулившего торгами и державшего связь с Банком России. Помню, следователь ФСБ оказался с юмором, и я решился его спросить: «А что, цэбэшников вы тоже допрашиваете?» «А как же, - отвечает он мне, - Вот только что здесь Геращенко сидел». «И что он говорит?» - набрался наглости я. «А он смеется в основном, острит... Спрашивает, что, мол, мы прие…сь к этому рублю! Ну, рухнул рубль и рухнул! И х… с ним!» Таскали нас около года. Потом стихло. Умысла и игры в «черном вторнике», я уверен, не было. Уже к началу сентября 1994 года остатки на корсчетах из-за масштабной эмиссии ЦБ так выросли, что обвал просто должен был произойти. Месяц резервы транжирили, сдерживали натиск. Смех смехом, но концепция Геращенко действительно состояла в том, что «х… с ним, с рублем». Главное, мол, чтоб в экономике были деньги, оборотные средства. Может это и правильно, но только не в наших тогдашних условиях. В ту нашу полурыночную, полусовковую экономику делать денежные вливания было тоже самое, что лить воду в решето! А сколько валюты уходило за кордон в Казахстан, на Украину… Они тогда эмитировали «свои» рубли, а конвертировали их в «наши» доллары... А сколько денег ушло в чеченские авизо, зачеты, перезачеты… Экономика как лежала, так и продолжала лежать, а все эти напечатанные «оборотные средства» ушли в валюту и за кордон! Так, что лозунг двухлетия г-на Геращенко «х… с ним, с рублем!» и стал главной причиной «черного вторника».
Обжёгшись на валютном кризисе 1994 года, власть стала реализовывать новую концепцию, лозунг которой стал по сути «х… с ней с экономикой». Пришли люди, которые сказали, что, остановив станок, они запустят механизм инвестирования и экономического роста. Однако при этом они включили другой, гораздо более опасный станок, - игральный! Новый курс на безэмиссионное покрытие бюджетного дефицита путём массированных продаж на рынке государственных обязательств в истощённой экономике и при абсолютно беспомощной власти привёл к кризису 1998 года. ГКО вместо того, чтобы обеспечить условия для снижения процентных ставок и кредитования экономики, в итоге просто высосали все деньги у предприятий, развратили банки, разорили население.
Помню как, 11 ноя¬бря 1994 года к нам на биржу на совещание с олигархами и банкирами приехал Председатель Правительства Виктор Черномырдин со свитой (первый вице-премьер Анатолий Чу¬байс, и.о. председателя Банка России Александр Хандру¬ев, заместитель министра финансов Андрей Вавилов). Формальным поводом для этого визита было посещение главой правительства того рокового места, где случился «чёрный вторник». По замыслу правительственных пиарщиков провозглашение нового экономического курса должно было произойти именно здесь, на этой злосчастной площадке. К тому же именно она должна была стать ключевым элементом технологической раскрутки долговой афёры. Совещание проходило в здании РИА «Новости», где тогда размещалась Секция ГКО ММВБ. Помню, кто-то из олигархов таки задал вопрос, а что вот, мол, Виктор Степанович, если все деньги уйдут в ГКО и в реальной экономике их не окажется. На что Черномырдин ответил (нечленораздельность и полная несуразица его речи меня уже тогда просто сразила, хотя вобщем-то я и сам не краснобай) в том духе, что, дескать, беспокоиться не надо, господа «нефтяники», (это он – Ходорковскому, Гусинскому, Смоленскому и др!), всё, мол, будет тип-топ, давайте начнём, а там посмотрим.
В августе 1995 года случился банковский кризис, связанный с начавшейся дедолларизацией экономики, резким снижением темпов инфляции и деформацией соотношения между процентными ставками привлечённых и размещаемых средств. Тогда весь банковский бизнес базировался, главным образом, на росте курса доллара и инфляционных доходах. Плюс финансирование экспортно-импортных операций. Все эти виды банковской деятельности были, по существу, безрисковыми и беспроигрышными. Это был Клондайк, алмазные копи! В этой ситуации межбанк работал на абсолютном доверии, поскольку отдавать было также легко, как и брать. Дилеры верили друг другу безоговорочно и беззаветно! Всё рухнуло в одночасье! Золотой век кончился! Романтическая страница истории финансового рынка России закрылась. Дилерский мир вкусил горький хлеб отказов и киданий. Банки стали создавать аналитические подразделения, эффективный риск-менеджмент, вводить жёсткие кредитные процедуры.
Между тем на рынке продолжал раскручиваться маховик ГКО. Накапливался потенциал обратного удара. В итоге события августа 1998 года стали самой страшной катастрофой на финансовом рынке России. Не касаясь подробно этой громадной темы, скажу лишь, что до сих пор считаю афёру с ГКО проявлением того самого воинствующего концептуализма, который в прошлом уже натворил у нас немало бед. Большевизм, убеждён, был всё тем же концептуализмом, но в ещё более тупой и агрессивной форме.
